Лобату щегольской походкой подошел к калитке дома. На встречу ему вышел портье. Он спросил, живет ли еще по этому адресу такая-то такая-то. Ответ был положительным. Лобату спросил, дома ли хозяйка. Портье вновь утвердительно закивал.
- А ее дети тоже живут с ней? – задал еще один вопрос Лобату. Портье уже не без подозрения во взгляде, оценил внешность незнакомца и вновь дал положительный ответ.

- Да живут, а в чем дело?
- Дело в том, что я дальний родственник, - мягко заговорил Лобату, нервно поглядывая на окна, - Хотел сделать им сюрприз,

- Лобату заминался, портье смотрел на него все с большим недоверием. Вдруг, на лице Лобату образовалась какая-то простецкая улыбочка и пытаясь не придавать своим словам значимости он затараторил что-то про то, что забыл купить сигареты. Пообещав вскоре вернуться, он быстрой поступью стал удаляться от дома. Его решительность, при встрече с портье, его утвердительных ответах и подозрительном взгляде вдруг куда-то улетучилась.

Крепко держа под мышкой две больших упаковки шоколада, он направился в бар… за допингом.
- Налейте мне порцию водки, - попросил он бармена. Щедрая рука наполнила стакан прозрачной жидкостью примерно до половины. Лобату одним жадным глотком, опрокинул содержимое стакана к себе в рот и знаком указал «щедрой руке» повторить заказ…
- …Я чувствую, что дело пошло на лад, понимаешь? Он правильно сделал, что принял это решение, - Карол обсуждала с Кларисси поступок Лобату, - Да еще Нанду лечиться…

Как он там?
- Он дома, говорит с Эскобаром, - сказала Кларисси.
- А Эскобар?
- Чувствует свою вину. Пытается говорить по-отцовски.
- Ты сделал сынок правильные выводы, - говорил Эскобар, сидя на табуретке, напротив сына, - Если бы ты не выбрал лечение, тебя бы осудили – это точно. И на тебя бы завели дело. Представляешь, Нанду? Начинать жизнь, имея уголовное дело?

- Я знаю, папа, знаю, - говорил Нанду. Его болезненные, опухшие глаза светились темным безразличием, к стандартным фразам отца. Эти слова не могли смягчить его боль, а лишь стучали барабанчиками в затуманенном мозгу .

- Если бы ни эта благословенная программа, то сейчас, вместо того, чтобы одеваться и идти к врачу, ты сидел бы в тюрьме, понимаешь? - с упреком говорил Эскобар.
- Папа, ты думаешь, меня там оставят? – вдруг со звериным страхом спросил Нанду.

- Сынок, это будут решать врачи. Кто знает, может это и к лучшему, сынок? Чтобы открыть дверь на выход, на выход из ада, в который ты попал! – Нанду горько улыбнулся. Отец говорил вдохновенные слова, но не мог почувствовать и понять той боли, которую он испытывал. Он вообще не мог его понять. Возвращаться из ада? Но куда именно возвращаться?

- Ты думаешь, это просто?.. А если у меня не получиться?.. Ты думаешь, я не пытался?.. Ты думаешь это легко, когда я вижу себя в зеркале… Когда я вижу, что в моей музыкальной группе все хорошо, а меня там нет, - голос Нанду срывался на слезы. Эскобар смотрел на метаморфозы, происходящие с сыном с откровенным ужасом,

- Это не просто, когда я об этом думаю! Когда мне хочется умереть!
– Нанду замолчал и его тело ритмично затряслось, в такт рыданиям.
- Не говори так, сынок,
- Эскобар был в явной растерянности. Он мог лишь пожать плечами и отвернуться, чтобы не наблюдать эту жалкую картину.
– Где Кларисси? Твоей маме нужно с тобой поговорить, сынок,
- Нанду спустился со своего места и стал сползать на пол.

Он стоял на коленях и беспомощно плакал, - Она должна тебе получше объяснить, она разобралась в этой программе, - говорил Эскобар, не понимая, что тут словами делу не поможешь. Он потянулся за сотовым в карман и трясущимися руками стал набирать номер. Кларисси доходчиво объяснила экс-супругу, что такие приступы истерики у их сына, отнюдь не редкость… Странно, что он этого как-то раньше не замечал… Трубка была повешена.

Эскобар обернулся и увидел, что Нанду в отчаянии протягивал к нему руки, будто маленький ребенок.
- Не надо плакать, сынок, - говорил он, предпочитая оставаться от сынка на почтительном расстоянии. Через какое-то время, намек Нанду, прочем все-таки был понят. Он подошел к сыну, опустился перед ним на колени и крепко обнял.

- Нанду, я люблю тебя, - говорил он, плача уже сам, - Извини, сынок, но твой отец не знает, что делать.
Лобату, наконец, закончил с допингом и расплатившись со «щедрой рукой» из своего бумажника, вразвалочку направился к вожделенному дому. Внезапно, не доходя до места назначения, его осенила мысль. В комплект с коробками шоколада он приобрел букетик ярко-малиновых цветов.

Завидев прежнего незнакомца невдалеке от дома, портье передал по домофону сообщение для Моник, чтобы их ищет какой-то странный тип. А тип становился все более странным…

Второй раз, Лобату лишь издали взглянул на дом, не решившись подойти ближе. Теперь его с новой силой потянуло в заветный бар, где он твердо, стукнув кулаком по столу сделал новый заказ «щедрой руке».
- Все нормально, - говорил Лобату Карол, когда та позвонила. Он стоял у зеркала в баре и смотрел на свое веселое, подвыпившее, но еще довольно уверенно стоящее на ногах отражение. Голос сохранял трезвую бодрость, язык заплетался самую чуточку, - Я еще не дошел, потому что решил по дороге купить цветы. Пришлось сделать большой круг: я немного подышал, но все нормально. Я чувствую себя очень уверенно. Чувствую себя сильным, но волнуюсь, немного волнуюсь. Я с тобой прощаюсь, целую дорогая.

Из белого дома тем временем вышла молоденькая девушка, нервно оглядываясь по сторонам, она подошла к портье и осведомилась о незнакомце. Моник попросила никого к ним не пускать.
Ну раз уж такая пьянка пошла, то можно и еще по одной. Лобату стакан за стаканом поглощал водку в баре и уже ничто не могло оторвать его от этого увлекательного занятия. Почувствовав, что наклюкался уже вдоволь, Лобату обтер рот салфеткой и подумал о том, что теперь ему как никогда нужен косячок…

- Я был потрясен выступлением Лобату. Он не мог написать такое, не мог, - говорил Леонидас Тавиньу, - Красноречие – да, он всегда был таким, но рассуждение – нет! Он не мог написать это. – Тавиньу отрицательно фыркнул, - Кто-то здесь, в компании, поработал на него. Это ты, Тавиньу?

Он показал тебе защитную речь и спросил твое мнение, - проницательно заметил Леонидас (интересно, как при таком уникальном чутье на людей, он смог стать во главе крупной компании, которая оборачивала миллионами?.. но это явно не сериальный вопрос, здесь главное характер героя, а подобное предположение полностью вписывалось в образ Леонидаса Ферраша).

- Конечно, это был Лобату, - развел руками Тавиньу, - Лобату, только трезвый Лобату.
- Лобату? Лобату не бывает трезвым! Лобату пьяный без выпивки! Тавиньу, тебе не показалось, что он склонил судью на свою сторону?
- Послушай, Леонидас, я не могу читать мысли судьи, - многозначительно сказал Тавиньу.

- Не увиливай.
- Ты считаешь, что я могу знать все на свете?
В двери кабинета зашел гость – Лео. Леонидас, вмиг размякший и расплывшийся в улыбке, обнял парня. Лео сказал, что пришел за билетом и едет он с экскурсией. Леонидас одобрил эту идею и отправил его к Кларисси.

- Я провожу тебя, - сказал Леонидас.
- Нет, я уже всех здесь запомнил, - с веселой улыбочкой отмахнулся Лео.
- Ты видишь, какой он ловкий, внимательный, - вновь проявив чудеса проницательности, восхитился Леонидас, - совсем не похож на Лукаса. Албиери говорит, что основы характера и темперамента наследуются, а я сомневаюсь. Ты посмотри на одного и на другого – разница, как между водой и вином!

- Конечно, Леонидас, они были воспитаны в совершенно разных условиях, - заметил Тавиньу.
- Ты что, хочешь сказать, что это моя вина?
- Я тебе не сказал, что ты виноват!
- Ты мне прямо сказал, что я виноват, - стал припираться Леонидас…

Лобату дочапал до «дыры» и приобрел там вожделенное курево.

«Положительный. Опять», - Лидиани сидела на диване, своей гостиной, бесцельно-бессмысленным взглядом созерцая пустоту.
- И судья объявил, что папа – отец ребенка, - закончил Сесеу. Телминья взволнованно посмотрела на брата. Где-то в отдалении всю эту картину наблюдала перепуганная прислуга - Креуза и еще одна горничная.

- А папа уже знает? – спросила Телминья.
- Только что узнал. Кларисси говорит, что он в отчаянии.
- Значит, больше нет сомнений, - безэмоционально констатировала Лидиани, все так же глядя в никуда. Сесеу присел рядом с сестрой.
- Думаю, что нет, мама. Он сдал дважды, в разных лабораториях. Не могли дважды ошибиться.

- Значит, у твоего отца есть внебрачный ребенок, да?
- Да, - сказал Сесеу, Телминья беззвучно кивнула. Через несколько секунд из горла Лидиани вырвались нечеловеческие звуки и тело затрясло от сдавленных рыданий. Дети кинулись обнимать маму.
Креуза, глядя на эту сцену задергалась, все более нервно пережевывая свою жвачку.

На работу к Тавиньу Лидиани ворвалась бомбардировочной ракетой. Кларисси непонимающе обернулась в сторону, пронесшейся мимо нее женщины и Сесеу, следующего за матерью: только свист в ушах стоял.
Лидиани залетела в зал заседаний. По счастью, Тавиньу сидел там совершенно один, с тяжелым, грустным взглядом.

- Развод, и не смей появляться в нашем доме, - безапелляционно кинула она ему, - Я пришлю все твои вещи сюда, на работу. Не смей больше появляться в моем доме, - сказала, как отрезала и вылетела на той же астрономической скорости. Маиза вошла в распахнутую дверь спальни. На кровати лежал большой черный чемодан. Она не сводила с этого предмета, своего печального и пристального взгляда. Подошла. Открыла. Чемодан был девственно пуст. Маиза подняла глаза.

У нее за спиной, появилась фигура Лукаса. Он также неспешно, как и она пару секунд назад, вошел в спальню и тем же самым печальным взглядом обратился к чемодану. Маиза повернулась лицом к мужу.

- Ты все еще не собрал чемодан?
– Лукас смотрел на нее, взглядом, преисполненным мучительной грустью сомнений. Этот взгляд не требовал пояснений,
- Трудно принять решение, да?
Уехать - это перевернуть страницу… - в глазах Маизы невольно появились слезы.

- Да, трудно… - вздохнул Лукас, уголки его губ приподнялись в горькой улыбке. Нерешительная улыбка – насмешка над собственной нерешительностью.

- Не вини себя за Мел, Лукас. Может быть мы виноваты, а может быть – нет. Как бы то ни было, мы этого не хотели, - Маиза утерла свои слезы, - Мы хотели лучшего для нее, мы желали ей всего самого лучшего… – Лукас опустил взгляд. В его глазах тоже стояли слезы, - Только все это было слишком… ничтожно…

- Почему ты так говоришь?
- Потому что я взглянула на себя, - горько улыбаясь призналась Маиза, - После долгих лет, я взглянула на себя… Думаю, и тебе нужно посмотреть на себя. - Я смотрю на себя, Маиза, - она отрицательно покачала головой.

- Это тебе кажется. Я тоже думала, что смотрю на себя. Я настолько забыла себя, что видела себя во всем, что ни имело ко мне отношения. Я смотрела на тебя и думала, что вижу себя. Я смотрела на Мел и думала, что вижу себя…

- Маиза…
- Ты тоже, Лукас! Ты смотришь на отца и думаешь, что видишь себя. Ты смотрел на Диогу так, как сейчас смотришь на Лео и думаешь, что видишь себя… Ты забыл, кто ты Лукас, - Маиза с лаской смотрела на него, - Я тоже это забыла.

- Может быть.
- Мы оба не живем своей жизнью. Мы проживаем чужие жизни, а своей у нас нет… Я поняла это в группе поддержки. Когда меня спросили - кто я, мне стало страшно. Я не знала, что сказать. Я знала, что я – мать Мел, жена Лукаса, невестка сеньора Леонидаса Ферраша, но я не знала, кто я. Я поняла, что существую только относительно вас…

В комнату вошла взволнованная Далва. - Маиза, там Мел зовет тебя. Подойди к ней, пожалуйста, мне кажется у нее кризис. - Маиза обменялась с Лукасом красноречивым взглядом и ушла вместе с Далвой.
Лукас печально созерцал открытый пустой чемодан на своей супружеской постели.

- Что случилось, дочка, что ты чувствуешь? – Маиза подошла к дочери и та схватила ее за руки.
- Мама, мне очень больно, меня тошнит, мне нужен наркотик! Я чувствую, что нужен! Я в отчаянии, мама, - тараторила заплаканная, растрепанная Мел, единственным украшением которой теперь стали большие темные круги под глазами.

- Ты выдержишь, Мел, ты выдержишь! – старалась подбодрить ее Маиза. Мел попросила унести ее ребенка, запереть дверь и оставить ее одну.
– Я останусь с тобой, - настаивала Маиза.
- Я боюсь умереть, - призналась Мел.
- Ты не умрешь Мел, ты не умрешь!
- Маиза, я позову Шанди, - испуганно спохватилась Далва. Но Мел умоляла только забрать ребенка и оставить ее.
Маиза забрала Шандиньу и ушла вместе с Далвой. Мел нервно расхаживала по комнате.
«У меня получиться, у меня получиться…» - трясущимся голосом повторяла она.

- Далва, я умру, так и не поняв, почему это произошло с нами… - вздохнула Маиза, сидя с ребенком в гостиной.
Мадам Ивети, во всей этой давящей атмосфере была как всегда кстати. Пришла она с кучей покупок.
- У вас опять появилось новое желание, да, дона Ивети, - критическим взглядом обрисовала ее силуэт Далва.
- Беременность такая странная штука, - со всей серьезностью заговорила Ивети, - У меня все время появляются новые желания! И надо купить. Если не купишь, ребенок родиться неудачником! – Маиза не смогла сдержать улыбки. Далва скептически заворчала.
- Я видела женщин, которые хотели есть фрукты, что-то необычное - даже мел и землю! Но женщину, которая жаждет драгоценных камней, я вижу в первый раз!
- Я помешана на красном! – рассмеялась Ивети, - Я не могу видеть рубины! Я схожу с ума!..

 В сторону Креузы, с открытой дорожной сумкой летели предметы одежды Тавиньу. Самому Тавиньу заочно доставался бесконечный поток оскорблений и обвинений. Лидиани в гневе была еще страшнее, чем любая блондинка утром, перед нанесением макияжа.
- Лобату сегодня не будет, он пошел навещать семью, - сказала Карол Тавиньу, который в панике искал поддержки опытного юриста.
- Он давно забыл о них и именно сегодня вспомнил! – в негодовании рвал связки Тавиньу, - Я не знаком с этой женщиной, Кларисси, пожалуйста! Господи, пожалуйста, поверьте мне я здесь не причем! – Тавиньу бессильно оперся на спинку стула. Служащий компании доставил ему чемоданы, собранные Лидиани.

Во дворе дядюшки Али, как обычно царили праздничные настроения, в связи с возвращением хозяина и Зорайде. Горничная бросилась обнимать Самиру. Али смачно расцеловал, встречающего его у дверей дядюшку Абдула. Вслед за этим начались танцы.

- Через низкую стену легко перескочить! Через низкую стену легко перебраться, - увещевал дядя Абдул своего коллегу, когда они вошли в дом, - Саид построил слишком низкую стену и Жади сбежала.
- Если сбежала, значит это грех и для того, кто сбежал и для того, кто не удержал от побега. Если моя семья виновата, значит и твоя тоже, - занудил Али, налепив на свою физиономию стандартную полупридурковатую улыбочку.

- Саид опозорил себя и хочет опозорить и меня. Если он не отправит эту женщину на площадь, вся наша семья покроется позором!
- Жади совсем обезумела! – вздохнул Али, - Только сумасшедший человек может совершить такую глупость, - «вот-вот,» - подумала я… - «А в начале у девочки были зачатки мозгов! Кто в сорок лет сделал из нее безмозглую расфуфыренную курицу?!? Вы, дорогой дядя Али, да ваш правоверный муженек!», - Гораздо проще было бы жить рядом с Саидом, даже не выходя замуж и быть рядом с дочкой, - (на этом месте, я и вовсе полезла за тухлыми яйцами в холодильник: а вы бы, дядя, попробовали жить рядом с голодным крокодилом?).

- Они не хотят зажигать в доме Лампаду Аллаха. У кого не зажжена в доме Лампада Аллаха, тот отходит от обычаев и религии. В темноте дома происходит что угодно, но никто не видит что! – произнес сакраментальную фразу мой обожаемый дядюшка Абдул. И покончим на этом.
Жади, тем временем, куковала с дочкой в своем скромном жилище.
О господи, наша принцесса кажется, чем-то занята! Неужели чем-то общественно-полезным?

Оказалось, она раскладывает свои украшения для продажи. Что ж, и на том спасибо. После n-ого количества лет безделья, даже такое дело – уже непосильный труд.
- У нас уже есть свои клиенты, с помощью Аллаха их будет больше, - сказала Жади. (Впрочем, в том, что у Жади есть свои клиенты, а то и еще найдутся, я ни на секунду не сомневалась).

- И мы откроем магазин, - радостно подытожила Хадижа. - Тогда мы уедем в другое место. Далеко, очень далеко. Где нас никто, никогда не найдет, - улыбнулась Жади. Но Кадижа отчего-то загрустила и опустила глазки. – Ты скучаешь по Бразилии? – спросила ее мать.
- Только по папе. По Рании и Амине нет… Мама, я больше не увижу папу?

- Хадижа, если мы встретим Саида, если окажемся по близости, если он узнает где мы, он больше не позволит мне видеть тебя, - говорила Жади, гладя дочь по щеке. – Никогда, - с этими словами она крепко обняла девочку. (Господи, когда эти горе-родители перестанут мучить ребенка, заботясь лишь о своих личных интересах!)
Вот и Саид уже приехал в Фес, чтобы разыскать Жади и забить ее до смерти. Даже если последняя этого и заслуживает, то для Кадижи явно не лучшее будущее – остаться без матери.

 - Нет, Самира! Нет! С платком… с платком Мохаммед согласился, согласился, что потом, когда Самира проникнется религией, то попросит надеть на нее платок, как поступают все благочестивые женщины, - говорил Мохаммед дочери.

- Я тоже благочестивая, папа! Я тоже! – заорала Самира на отца (такими темпами, благочестия ей надолго не хватит).
- Это Мохаммед проглотил. Но Самира – невеста бразильца! Нет, Латиффа! Нет! – замахал он руками.
- Папа, я вовсе не невеста, я - знакомая Зе Роберту, - (п.а. да, вот от таких знакомств все нежелательные беременности в купе с венерическими заболеваниями).

- Слышала, она - знакомая! – чуть не разрыдался Мохаммед.
- Дочка, мы хорошо знакомы с семьей отличного жениха, которого нашел дядя Абдул, - сказала Латиффа, видя состояние мужа.
- Мама, я не люблю этого придурка! Не люблю!
- Любовь рождается от совместной жизни, дорогая! Я тоже не любила Мохаммеда, а Мохаммед не любил Латиффу, - пожала плечами и растерянно улыбнулась Латиффа.

- А сейчас Мохаммед не может без Латиффы, А Латиффа не может без Мохаммеда!
- Я тоже люблю Зе Роберту! Я люблю, - с гордо поднятой головой  твердила несчастным родителям Самира.
- Послушай, она тоже любит Зе Роберту… Знаешь, что я сделаю с Зе Роберту?!? Я разорву его на части!
- Оставь Зе Роберту в покое, папа!

Разводила отца и дочь Латиффа. Как только буря худо-бедно улеглась, она с больной головой поднялась наверх и увидела там свою золовку:
- Лара Назира, Мохаммед и Самира… - начала было стонать она, но мгновенно замолчала, увидев, что Назира пакует чемодан со своими вещами. – Лара Назира, а что вы делаете? Куда вы собрались?
- Я еду в Фес. С Миру! И никто меня не остановит! Назира больше не будет верблюдом в семье и не умрет бесплодной и без мужа! Послушай, особенно теперь, когда Назира… Когда Назира узнала, что такое поцелуй. – Назира в истоме закрыла глаза и вытянула губы, - Назира целовалась Латиффа.

- Лара Назира! Лара Назира… С кем вы целовались?
- С кем Латиффа?!? С принцем Миру!
- Кто влюблен в Назиру?
- Миру! – выпалила Бета, на вопрос Питоку.
- Ущипни меня, чтобы я проснулся!
Весьма кстати, к Миру, Бете и Питоку на пляже подошли Санинья и Лауринда. Они стали поздравлять Миру с назначением на пост тренера марокканского шейха…

- И каковы последствия?!? Моральные последствия после этого обвинения?!? Обвинить меня в том, что у меня есть счет за границей и это в то время, когда меня пригласили во главу оппозиции в Совете по Этике! – возмущался Албиери, - Я всегда хотел этого! Ты знаешь, я всегда мечтал об этом.

- А что если тебе встретиться с Эдной, - предложил Жулиу.
- Я уже пытался. Не получается. Никто не может найти Эдну! Ее переполняет злость и негодование! Она возненавидела меня!
- Берегись! Потому что, судя по всему, все, что она может сделать против тебя она сделает! – предостерег его Жулиу, - Все, что она может использовать – она использует.
- Она не может понять, что я отказался рассказывать всем о своем опыте, Жулиу. Я променял восхищение мира на восхищение Амалии. Я довольствуюсь аплодисментами Амалии, когда мне мог бы аплодировать весь мир! Эдна должна была это понять! Хоть что-то она должна была мне позволить!

- Но Албиери, это тот самый аргумент, который совершенно не доходит до женщин, - заметил Жулиу. – Поезжай в совет по этике, принимай это предложение! Получи это место! Действуй!
- И поеду! – сорвался с места Албиери.
- Тебе не кажется, что ты зашла слишком далеко? Подумай хоть немного, прежде чем продолжать крестовый поход на Албиери, - пыталась остудить пыл Эдны Анита.

- Он должен был подумать, прежде, чем просить у меня все Анита, - не собиралась успокаиваться Эдна, - Если он не хотел мне ничего давать, то зачем просил? А теперь он говорит, что задыхается! Что хочет быть свободным! Он просил, чтобы я жила для него, потому что он не хочет жить независимо! Албиери не может жить самостоятельно, Албиери обязательно нужно чье-то восхищение. А теперь он хочет сменить зрителя, обновить портер: убирает Эдну и сажает Амалию, - кипела она от ненависти.

- И ты борешься за это место, Эдна? – недоумевала Анита, - За место в портере?..
- Вы знаете, - говорил Вилева, провожая Албиери в свой кабинет, где находились и другие ученые, - сеньор Симонетти - удивительный человек! Он яростный противник Антинори.
- Конечно, нельзя клонировать человека, - с радостной улыбочкой отозвался Симонетти.
- Конечно нет, конечно, - ответил Вилева своей маниакальной улыбкой. Все это, благодаря таким милым гримасам собравшихся, напоминало скорее сумасшедший дом, чем ученый совет.

- Конечно, нельзя применить известную теорию на человеке. Нельзя. Это бравада, ложь, эти люди хотят быть заметными любой ценой, поэтому добиваются всего обманом, - продолжал Симонетти, глядя на Албиери. Тот попытался изобразить на лице некоторое подобие улыбки, вроде той, что украшала лица присутствующих, но уголки его губ лишь слегка приподнялись.

- Вы знаете, я всегда придерживался этой точки зрения, - активно поддерживал беседу Вилева, - Я всегда говорю это генетикам, которые приходят сюда и говорят, что создадут клона, что уже создали! - хитрющие глаза Вилевы в  конце фразы едва заметно коснулись Албиери.

- Чего не скажешь, ради минутной славы, - подхватил эту плодотворнейшую мысль еще один ученый муж из собравшихся.
- Я призываю любого показать мне эти результаты. Нет никаких сомнений, дорогие коллеги, что подобный опыт не может дать хороших результатов, - сказал Симонетти и взглядом обратился к Албиери. Профессору казалось, что другие ученые собрались лишь за тем, чтобы поглумиться над его великим достижением.

- Не сомневаюсь, я думаю, что все мы согласны с доктором Симонетти. Кроме того, я хотел бы извиниться, Албиери, но я уже уступил день вашего выступления сеньору Симонетти, - сказал Вилева, по дружески положив руку на плечу Албиери. – Я думаю вы поймете, потому что, в конце-концов, сеньору Симонетти есть что рассказать нам о клонировании человека. Сейчас мы тоже много разговариваем на эту тему, в своем кругу.

- Я понимаю, - сказал Албиери, - Ему действительно есть, что сказать. – Терпение профессора переполнило чашу, он вышел из кабинета хлопнув дверью и принялся набирать телефон Амалии на своем сотовом.
Он пригласил журналистку к себе домой и пообещал ей рассказать, как он создал клона.

Прошлое темной лошадки Алисиньи наконец-то стало приобретать более четкие и даже знакомые очертания. Крепкий мужчина, по имени Аурелиу, во всей своей красе, явился в клуб Нефертити и заявил о своем желании поговорить с Алиси. Та отвела его в сторону и попросив больше не появляться в заведении дала свою визитку, с адресом квартиры.

В третий раз, Лобату вернулся к белому дому совершенно другим человеком. Поверх брюк, моталась измятая расстегнутая рубашка. Он быстро подбежал к дому, с остервенением швырнул подарочный цветочный горшок в парадную дверь и убежал. Из дома за ним выбежали двое – молоденькая девушка, которую мы уже видели раньше - Моник и за ней парень.

Лобату выбежал на проезжую часть, потом за какое-то ограждение, где свалился без чувств и без всяких признаков жизни. К нему бросились спасатели, по стечению обстоятельств, оказавшиеся рядом.
Моник и парень удивленно переглянулись, рассматривая отключившегося мужчину, и решили поехать за ним в больницу.